Золотой Клон - Конкурсы

- Да, Борис Александрович?
Он отхлебнул из моей чашки, сморщился:
- Как ты эту бурду пьёшь? Я бы постеснялся разливать эти помои по чашкам.
Я скрипнул зубами.
- Вы искали нас, чтобы ругать мой кофе? - вежливо поинтересовался я.

- А? - он оглядел ещё раз чашку и залпом допил содержимое. - Да нет, я за другим.
С сожалением оглядев пустой сосуд, он резюмировал:
- Мало. Ладно, к делу.

- Я слышал, тебе дали задание законопатить эту дыру по дороге к нашей костровой, да?
Я осторожно кивнул.
- Дыркой я, пожалуй, займусь сам, у меня есть чем её закрыть.
- Вот как?
- Да. А вы взамен...
Да кто бы сомневался.

Саныч строго-настрого запретил нам спускаться в тоннели. Нашей задачей было просто закрыть на замок дверь в старом лагере.
После инструктажа Саныч отправился судить матч по волейболу между сборной лагеря и отрядом вожатых.
Славя, честно сказать, тоже была далеко не прочь немного попрыгать у сетки.

- Так и не поиграли ни разу, - огорчилась она. - Зря только записывался к нам в секцию.
Я философски пожал плечами.
Положа руку на ногу, записывался в волейбол я только для того, чтобы сделать Славе приятное.
- Мы можем сыграть, когда вернёмся в лагерь, если хочешь.

- Я бы с огромным удовольствием, но...
Кто бы сомневался. Всегда существует какое-нибудь "но".
- Ты же не забыл, какой сегодня день?
Я пожал плечами.
Пятница, кажется?

- Последний день смены, неужто забыл?
- И точно... Значит, ожидаем прощального мегаужина, гала-концерта, закрывающей смену дискотеки и королевской ночи?
Славя кивала в ответ на каждое перечисляемое мероприятие.
Её глаза сияли.

- Про ужин и ночь я, честно, была не в курсе! - с восторгом произнесла она. - Как у тебя получается держать всё это в голове? Не хочешь попробовать себя активистом?
Свят-свят!
- Спасибо, но нет. А что касается мероприятий — так я всю жизнь выступаю жертвой оных, уже немного запомнил порядок.

Меня одарили ещё одним странным, испытующим взглядом, после чего вернулись к первоначальной теме разговора.
А что теперь-то испытывать? Вчера уже призналась во всём, в чём хотела.
- Концерт запланирован на пять часов, и для него нужно подготовить площадку, проверить технику и так далее. Поможешь мне.
Она не спрашивала, и я немедленно явил миру клыки.
- А если нет?

- Ну пожаааалуйста!
Она окатила меня таким взглядом, что захотелось упасть на спину и подставить брюхо под почесон.
Ведьма!
И я сдался.
- Хорошо, как скажешь.

- Спасибо огромное, ты чудо!
Оглушительно поцеловав меня в подбородок, она свернула — показалось, в глухую стену кустов.
- Ты куда?
- Пошли!

Славя повела меня какой-то малозаметной тропкой, на которую, судя по всему, просто не рискнула заходить ночью.
Вероятнее всего, какой-то довольно ощутимый срез, известный только ей одной.
Она же не повела нас этим путём в прошлый наш визит.
А Лена ни словом не обмолвилась, что где-то можно сократить путь — не знала.

Мы шли молча, сосредоточенно глядя себе под ноги.
Хотя мне очень хотелось поговорить.
Мыслей в голове было много, и большая часть их была совсем не о том, куда и зачем мы идём.
Особенно после того, что произошло вчера!
Я даже открыл было рот, чтобы... Но Славя, не оборачиваясь, положила мне палец на губы.

- Не сейчас, хорошо? - попросила она. - Я изо всех сил стараюсь не стесняться тебя, я этого не умею, и если мы заговорим, боюсь, всё-таки придётся научиться.
После того, как она накормила меня завтраком, говорить про какое-то там стеснение было уже поздновато, на мой взгляд.
Но я не стал спорить. У каждого свои загоны, мои тоже иного заставят приложить ладонь к лицу.
Я согласно кивнул, и Славя продолжила путь.

Мы прошли ещё около трёх километров — не очень много, если идти днём, но ночью, пожалуй, такой тропинкой не нагуляешься.
И среди расступившихся сосен показалась полянка.

Со знакомым домиком посередине.
Лена что-то рассказывала, но я ничего не запомнил.
Кажется, весь лагерь представлял собой мобильное сооружение, при необходимости способное перебраться куда угодно со всеми своими палатками, полевыми кухнями и иже с ними.
Здесь всё было как в прошлый раз.
Разве что днём половину тайн воспринимаешь куда приземлённее, ночное, мистическое мышление не работает, поэтому не кажутся угрожающими ни проржавевшие качели, ни свихнутая набок карусель.
С самого детства меня учили бояться всех этих заброшенных зданий, пугали рассказами о сквоттерах-люмпенах, о странных и страшных вещах, творящихся здесь.
И были, были для страха все основания — причём дело далеко не в творчестве голливудских хоррор-маэстро и не в том, что большинство маньяков и убийц орудовали неподалёку как раз от таких вот мест, как крайне удобных для того, чтобы избавляться от тел.
Просто это место мёртвое. Заброшенное. Забытое. А смерть всегда притягивает смерть.

Можно играть в браваду сколько угодно, но место, которое по той или иной причине однажды было оживлено энергией людей, становится проклятым, когда люди уходят.
Человек — это Мидас, способный превратить что угодно в радиоактивное золото.
Есть, конечно, экстремалы, которые ради преодоления страха и выброса адреналина в кровь ищут по всей России-матушке такие вот места.
Так называемые сталкеры. Но это экстремалы.

Над поляной стояла знойная, дрожащая тишина, отдалённо доносился плеск реки и лениво шевелилась трава, никем и никогда не стриженная.
В прошлый раз мы вышли с пусть и старой, но дороги, и путь наш лежал по полускрытым дёрном бетонным плитам.
А в этот раз путь к зданию администрации старого лагеря перекрывали хаотичные ряды зарослей чертополоха, борщевика и крапивы.
- Так, как бы нам тут...
Славя со вкусом оглядела предстоящий фронт работ, но я её опередил.
И с криком "Йо-хо-хо!", размахивая своим кладенцом, напал на врага! Врезался в порядки неприятеля, круша и кромсая его без счёту.
Сзади что-то кричала Славя, малоразличимое из-за душащего её хохота, но я не обращал внимания и продолжал биться не на жизнь, а на смерть!
Пока, наконец, бесславной смертью трусливых не пал последний солдат с зонтиком.
И только после этого я обернулся и посмотрел на погибающую от смеха Славю.
- Прошу вас, светлейшество, они больше не потревожат, обещаю!

- Ты балбес, ты знаешь? - покачала головой Славя.
- На том и стоим!
Мне пришло в голову, что мы и правда неплохо друг друга дополняем — я даю Славе легкомысленности и вообще лёгкого отношения ко всему, сиюминутности, желания иногда посходить немного с ума.
А она заряжает меня желанием быть чем-то большим, чем просто живым, подстёгивает почти угасшие искры тщеславия, стремлений.
Из нас двоих мог бы получиться один идеальный человек.
Не тот идеальный, что сигом, синтетический гоминид, непогрешимый и безошибочный, находящий счастье в порядке — Славя была опасно близка к этому состоянию со скидкой на нежный возраст.
Скорее, тот, что живёт идеально, считает жизнь достойной жизни и получает удовольствие просто от тока секунд под кожей.
Только поэтому, а не потому, что я инфантильный дурачок, я показал ей язык и, подскочив, схватил в охапку, затормошил, затискал, слушая её приглушённые возмущённые возгласы.
А потом и вовсе схватил на руки, как вчера, и потащил.
- Пусти, пусти, сумасшедший! - кричала она, делая осторожные попытки выбраться — понимала, что если брякнемся, то на неё.
Но я позволил её ногам коснуться земли лишь тогда, когда дотащил её до самого крыльца.

- Всё-таки, ты и правда что-то с чем-то... - выдохнула девушка, ощутив под ногами землю.
Здесь было тихо, мирно. Время, жизнь, суета — всё осталось за бортом.
Осталась только заросшая территория лагеря. Я. И Славя.
Только простое понимание — возможно, мы видимся последний день, а завтра случится что-то, способное разлучить нас.
И хотелось бы действительно ловить от жизни всё, но...
Я прикоснулся к чему-то, о чём никто знать не должен.
Мне повезло, что передо мной двигался первопроходец — Шурик, который принял на себя основной удар местных систем безопасности.
Мне повезло, что со мной всегда был человек, на которого не только можно было опереться-положиться в случае чего.
Но этот человек и сам требовал того же самого — а значит, никакого места для раскисания или слабостей.
Я не знал, что находится в шахтах, и знать не желал.
Я не знал, что там за история с этой гуделкой, и мне было всё равно.
Моя приспособленческая психика в открытый рост мне приказывала не лезть не в своё дело, и я полностью был согласен с этим.
Но неприятно было понимать, что на тебе сыграл чей-то ясный, логичный расчёт — я и правда считал до последнего времени, что попал в отлаженное бытие пионерского лагеря, где основной сложностью было просто не помереть от скуки.
А на деле...

- Пошли, надо закрыть подвал, - Славя потянула меня за собой.
...здесь творится какая-то чертовщина.
А никакой чертовщине не место на территории, где отдыхают дети.
Просто потому что слишком уж это отдаёт бесчеловечными экспериментами в духе товарища Менгеле.

Нужен кто-то, кто хотя бы попытается разобраться с этим.
Проблема в том, что я не герой кинобоевика, не Рэмбо-Сталлоне, стреляющий по-македонски с двух рук из штурмовых винтовок.
Всё, на что хватит моего геройства — это замереть, втянув голову в плечи — а ну как минет беда, не хлестнёт по потылице?
Вот как сейчас.
Я спугнул шипением умывающегося на краю лестницы снарка, и тот с возмущённым визгом убежал куда-то во тьму.
Машинально спугнул — привычно уже.
Человек такая скотина, что способен привыкнуть и приспособиться ко всему.
Ещё вчера меня этот грызун перепугал до дрожи в коленях и паралича. А теперь вот — шпыняю, не задумываясь. Привык, приспособился.
Но где бы пройти блиц-курс по тому, как приспособиться к миру, к жизни — это вам не монстров палкой бить.
Чтобы не бояться решений.
Не бояться ответственности.
И находить успокоение в деле, которое любишь, а не в просиживании штанов напротив окна в цифровую клоаку.

В этот раз связка была у Слави.
Я кивнул ей.
- Закрывай.
Она понятливо кивнула и, достав из кармана связку ключей, немного поискала, нашла нужный ключ, взяла у меня один из навесных замков.

Действовала она как всегда, споро и с огоньком — вот технологические отверстия перевязаны проволокой, вот на приваренных петлях появляется красивый "бантик" всё из той же проволоки.
Закрывшийся навесной замок завершил натюрморт.

- Готово. Можно возвращаться.
- А как же дырка по пути на костровую?
Славя пожала плечами.

- Дядя Боря сказал, что что-нибудь придумает, значит, придумает. Я в него верю. И тебе советую, - она огляделась. - Больше мы здесь ничем полезны быть не можем, да?
Я пожал плечами.
- Тогда пошли отчитаемся о выполненном поручении.

Путь "обратно", как это всегда и бывает, занял куда меньше времени, чем путь "туда".
На часах была половина второго, когда мы вышли к южным воротам лагеря.

Немного поспрашивав пионеров, мы отправились к начальнику лагеря.
Судя по всему, зачем-то ему наш Борис Саныч потребовался.

Форточка в кабинет была открыта, и я, жестом попросив соблюдать молчание, подкрался поближе и превратился в слух.
- Ты что, подслушивать собрался?! - одними губами спросила девушка.
Я прижал палец ко рту, показывая ей соблюдать тишину, и поманил присоединяться рядом.
Славя присела у стены рядом со мной.
Правда вот наши меры предосторожности были явно излишни — в кабинете начальника царило такое, что мы могли бы провести тут табун слонов и никто бы внимания не обратил.
Голосов было трое.
Ухающий бас Саныча.
Надтреснутый суховатый голос начальника лагеря, от которого у меня першило в горле и самому хотелось откашляться.
Третий голос был смутно знакомым, но как ни старался, не мог вспомнить, кому он может принадлежать.

Славя рядом со мной хихикала, прижимаясь ко мне бедром, и это тоже здорово отвлекало.
Наверное, так бы и не понял ничего, ушёл бы несолоно хлебавши, если бы не прозвучавшее имя.
- Анатолий Иванович, при всём уважении... - пробормотал Саныч.
Точно! Это же тот вчерашний старик, который должен был забрать меня из лагеря!
Как он так быстро обернулся?
- Каком уважении, Боря?.. У тебя пионеры по Объекту шастают, а ты мне тут про уважение втираешь, - голос вздохнул. - К херам ваш цирк с клоунами, честно. Тебе до комиссии два месяца, мне до пенсии полгода, зачем мы вообще друг другу нервы треплем? Пришлют из первопрестольной какого-нибудь идейного сопляка, пусть он и расхлёбывает, почему и как здесь произошло так, что пионеры попали на территорию Объекта.
- Может, пора уже лагерь закрывать? - прогудел Саныч. - Детишки же...
- Детииишки, - передразнил старик. - У тебя эти детишки без "Алгоритма" в подземку лезут!
- Но они же не знали ничего.
- И не должны знать. А твоей задачей ещё было и проследить, чтобы не лезли куда не попадя. Короче, всё. Мне надоело. Собирай вещи, повезу тебя в город — похоже, ты уже совсем сдал, старик.
"Кто бы говорил!" - фыркнул я.
- Но я...
- Это...
- ...же...
- ...приказ, - отрезал старик. - К трём часам жду тебя у ворот. Свободен.

Саныч со злостью стукнул кулаком в стену и, как следует хлопнув дверью, вышел.
"Что-то он сегодня все двери решил поломать, похоже," - заключил я, разгибаясь.
Для того, чтобы выйти на улицу, ему потребуется полминуты, за это время надо принять позу только что прибывших пионеров — и таща Славю за собой.
Мы подбежали к крыльцу одновременно с тем, как там показался физрук.

Сказать, что он был зол, значило бы обидеть сравнением.
Толстые как сосиски пальцы будто сжимали нечто невидимое, и я сглотнул, представив себе там собственную шею.
Потому что в сложившейся ситуации частично была и моя вина.
- А, пионеры, - выдохнул он, принуждая себя успокоиться. - Чё пришли? Ещё какие-то вопросы есть?

- Не совсем. Борис Александрович, мы заперли там всё, - отчиталась Славя.
Не хватало только приложенной к козырьку ладони.
Хотя к пустой голове руку не прикладывают.
Цыц.
- Сложности были?
- Никаких. Встретили одного снарка, прогнали в туннель.
- Хорошо.

Он развернулся и пошёл к столовой.
Двигался он как скверно сделанная марионетка.
- Борис Александрович! - позвал я.

- Чего тебе, пионер?
- Что-то случилось?
- А ты откуда...
Он посмотрел поверх моей головы на окно начальника лагеря.
- Ясно. Подслушивал.
Он не спрашивал, а утверждал.
- Много чё понял?
- Ничего, - признался я. - Но я сегодня проснулся почему-то в пещере. На самом пороге.
- Так.

Он схватил меня за плечо и поволок за собой.
- К спортзалу. Расскажешь всё по дороге.
- Но я обедать шёл!
- Вместе пойдём, накормлю с вожатского стола.
Угу... Без фруктов и сладостей.
Я бросил извиняющийся взгляд через плечо и, стараясь тщательно подбирать слова, отправился за физруком.

Рассказать предстояло многое.
И, сказать по правде, я не был уверен, что Санычу следует рассказывать всё.

К счастью, в этот раз удалось отбиться достаточно быстро — обед ещё не успел закончиться.
Одинокая фигура Слави маячила за нашими столами, олицетворяя собой вселенскую скорбь.

- Наконец-то ты пришёл.
На столе передо мной мгновенно появились два краснобоких яблока.
- Пришлось ради них повоевать с Ульяной, цени!
- Спасибо!
Я сходил к раздаче и притащил тарелки.
Славя сидела на том же месте, задумчиво катая стакан между ладоней.
- Расскажешь, что у вас там за беседа с дядей Борей произошла? - не поднимая глаз, попросила она.
Как будто она не знала чего-то! Всё же вместе со мной и пережила.
- Да ты и сама всё знаешь.
- Нет уж! Выкладывай всё по порядку.
- А какой порядок тебе нужен ещё? Мы попрощались с тобой ночью, я пошёл к себе спать.

- Ольга Дмитриевна не ругалась?"
- Нет, она была уверена, что я заночую в медпункте, но, как видишь...
- Дальше, дальше!
- Дальше я проснулся в туннелях под лагерем. Перехода между сном и туннелями не помню, его не было. Но как ты говоришь, я о чём-то разговаривал с вожатой. Оказался в туннелях, неподалёку от центра шахт.
- А, мы вчера там были, да? - кивнула она. - Там, где круглая пещера. Долго петлять пришлось?
- Нет, вышел, ты меня как раз заметила. Славя, а ты про ту пещеру больше ничего не помнишь?

- Н-ну... - неуверенным голосом начала она. - Кажется, ты где-то там потерял ключи, а их потом дядя Боря нашёл. И ты меня ещё там зачем-то...
- Что?
- Ты меня там от чего-то оттаскивал, как будто не хотел, чтобы я это увидела.
Понятно. Про инопланетную кристаллическую мерзость она не помнит.
Удивительно ещё, что это я оказался там внизу, а не она. Или не мы оба.
- И всё, больше ты ничего-ничего оттуда не помнишь?
- Ниче... А! - она хлопнула себе по лбу.

- Мы ещё там как два дуралея от снарков бегали, это вспоминаю.
Доктор сказал — в морг.
Я отставил тарелки и поднялся.
- Какие планы на после обеда?
- Вечером действительно намечается концерт. Им занимается Мику, но она организатор, а я должна проверить технику, посмотреть — что где работает.
- Это не должно стать большой проблемой.
- Да. Для концерта нужен усилитель. Сходишь за ним?
- Тяжёлый, небось?
Я вспомнил, сколько весила моя "Вега".

- Не очень. Но это же техника! Вы, мальчишки, всегда говорите, чтобы женщины не приближались к вашей технике!
Слушай, дай я на ней женюсь!
Цыц.
- Годится.

Из всех достижений коммунистического строя мне по душе сильнее всего приходилось состояние, которое дарит радость от работы.
Вернее, не так.
Удовольствие начинает приносить любая деятельность, которую ты делаешь сообща с кем-то — чувство локтя, всё такое.
Нечто подобное можно испытать разве что в какой-нибудь компьютерной игрушке, где ты сообща, кооперативом с кем-нибудь пинаешь монстров.
И уверен в том, что в случае чего и спину прикроют, и внимание на себя оттянут, и вообще.
Эдакий синтез из дружбы, романтики, боя и сопричастности к большему.
Кое-кто может обозвать это сознанием шестерёнки и несильно погрешит против истины.
Да, мне действительно доставляло удовольствие это впечатление, где я делаю что-то — и параллельно со мной кто-то делает что-то.
А в результате у нас получается нечто большое, с чем порознь мы бы никогда не управились.
Своего рода творчество — влияние на макроуровень с микропозиций.
В смысле, то, что вы сейчас порознь кричите по углам "заг-заг", а в результате ваши "заг-заги" превращаются в, скажем, концерт?
Ты это творчеством называешь?
Что-то вроде того.
В таком случае хотсит в "Варкрафт" тоже можно обозвать творчеством.
А то нет! Разве то, что вытворяют с Ордой корейцы — не творчество? Это же песня натуральная!
И кто в таком случае у нас тут главный кореец?
А ты разве не знаешь?
Я покосился через плечо.

В клубе было пусто.
Во всяком случае, именно так мне показалось.
Я замер, разглядывая её во все глаза — заворожённый, околдованный.
Льющийся в окна солнечный свет, дышащий, живой, в котором играют крохотные пылинки, подсвечивает золотом мраморную кожу, играется в аквамариновых прядях.
На ум пришли строчки Превера, идеально подходившие к таким вот волшебным мгновениям:
Потушите свет! На площади Виктуар...
Целуются двое. Их могут увидеть.
Потушите свет!
И оставьте, пожалуйста, их в покое!
Откуда знаешь?!
Спрашиваешь?!

- Ой, привет! А я тебя сразу и не заметила! Как твои дела? А ты мне не поможешь, а то я к концерту готовлюсь, - Мику развела руками. - А не успеваю — ничего не отнесла ещё, костюмы не глажены, фонограммы не сведены, неряха я!
Ну что ты, солнце моё ясное! Какая же ты неряха?
Самая что ни на есть ряха!
Сгинь!
- Мику, я вообще-то к тебе по делу.

- Какой ты занятой! - восхитилась девушка. - Такой серьёзный весь, ходишь, делами занимаешься, почти как вторая Славя! Или даже первая! Точно! Ты теперь больше Славя, чем сама Славя!

- Но что же тогда ей делать, если она больше не Славя? Неужели она теперь ты? Вот это поворот!
Я улыбнулся.
- Я как раз от неё. Славя просила помочь с усилителем для сегодняшнего концерта.

- Ой, правда? А... Можно мне воспользоваться тобой как мужчиной?
- Как мужчиной?
- Не в том смысле, что ты подумал, конечно же! Хотя откуда я знаю, что ты подумал, ты же постоянно молчишь и ничего не говоришь! Но я хотела тебя попросить. Попросить-попросить... - приложив палец ко лбу, она задумалась. - Вспомнила! Надо отнести вот эту тяжёлую штуку.
Она указала на ксилофон, стоявший в углу.
- Ну пожалуйста! Я сама его просто не унесу, он больше меня весит!
- Ну... Отчего же не помочь прекрасной девушке?