Золотой Клон - Конкурсы

Три минуты.
Пять.
И когда я забеспокоился всерьёз и стал подумывать о том, чтобы вломиться в кабинку, изнутри ответили:
- Подожди, я сейчас.
Голос был ощутимо в нос — кажется, кто-то был очень-очень расстроенным последние полчаса.
Вода шумела ещё несколько минут.

Наконец на улице показалась Мику, промакивая полотенцем мокрые волосы.
- Привет ещё раз...
- Ты хотел говорить. Говори.
- А можно мы поговорим где-нибудь, где нас гарантированно не подслушают?
Она пожала плечами.
- Можно у меня в клубе.

Мику всю дорогу не смотрела на меня, очевидно, полностью уйдя в свои какие-то размышления.
Мы сделали небольшой крюк, занесли постиранную одежду и полотенце в домик, после чего Мику забрала ключ от музыкального клуба и отвела нас сюда.
Второй вечер подряд на этом же самом месте в этой же самой компании.
Вчера она пела, смеялась и любила.
А вот сегодня...
Сегодняшний вечер и вполовину не был таким же томным.
Девушка смотрела на меня настороженно и с некой долей неприязни.

- Говори.
- Здесь?
Она тяжело вздохнула.

- Заходи.
Я принял приглашение и проскользнул в открытую дверь.
Беседа не клеилась, и я, подумав, решил включить какую-нибудь музыку.
- Можно я? - я кивнул на проигрыватель.
Мику в ответ только плечами пожала.
Я взял пластинку. "Капли дождя".

Мику округлила глаза, когда я поставил эту пластинку.
- Ой, а откуда ты знаешь...
- Ха, откуда... Мне просто не всё равно, - тонкий лёд в глазах пошёл трещинами. - И для меня имеет значение всё с тобой связанное.

Жаль, длилась эта оттепель не очень долго.
Один краткий миг — и из привычной мне любимой влажной бездны глаза снова стали пустыми стекляшками, смотрящими сквозь меня.
- Ты хотел поговорить. Говори и отпусти меня в сон уже.
- Хорошо. Только выслушай меня внимательно, хорошо?

- Я всегда слушаю тебя очень внимательно.
- Что ж. Тогда давай начнём с самого важного. Обронила, а?
Тусклое лезвие дало ленивый отблеск, прыгнувший в потолок, — очень хорошо заметный в полутёмном помещении.
- Я знаю, зачем она тебе была нужна.
Отработанным движением пальца я подцепил хвост лезвия и продемонстрировал девушке.

- Что... Что ты собираешься делать?
- В двух словах? Ничего.
Я опустил лезвие на ладонь и очень медленно провёл порез, распахивая кровоточащую плоть.
То, что было больно, думаю, говорить не стоит. Нет, первые две десятые доли секунды было нормально, а вот потом — что-то внутри заверещало от поглощаемого болевого шока.
Перестань, психопат!
Мику ахнула.

Она подскочила ко мне и выбила из рук лезвие, то с печальным звяком улетело куда-то под рояль.

- Ты что творишь? Ты больной?!
- Сама-то как считаешь?
Наверное, в моих глазах было столько же пустоты, сколько и в её глазах парой минут ранее.
Настолько отчётливо прочувствовать НИЧЕГО мне удавалось всего дважды в жизни — и оба раза стоя за финишной чертой того, чего человеку среднему обычно хватает на целую жизнь.
Можно причинить себе боль, например, до крови укусив губу — но это дешёвое позёрство, по-настоящему сильную боль начинаешь причинять себе тогда, когда тебе становится плевать на физику.
А такое происходит исключительно тогда, когда с головой не всё в порядке.
Кровь свернётся через пять минут, рука будет болеть ещё месяц как минимум.
- Как считаешь, настоящей ли была боль вот здесь? - я не успел сделать порез достаточно глубоким, поэтому кровь сочилась очень неохотно. - Как думаешь, больно ли мне прямо сейчас?
- Солнышко...
Я улыбнулся ей, и, наверное, моя улыбка больше походила на оскал.
- Так, сиди на месте, у меня тут есть аптечка первой помощи, знаешь, если кто-то палец струной рассечёт или о тарелки порежется. Где же она была...

Мику скрылась в соседнем помещении и несколько секунд спустя появилась, прижимая к груди прорезиненную коробочку со скруглёнными углами и огромным красным крестом в белом кружке на торцевой части.

- Сейчас будет щипать, ты уж потерпи.
Она щедро плеснула на ватку перекиси и прогулялась по ране — руку мгновенно пронзило острой резью, а прозрачная жидкость резко вспенилась, войдя в контакт с кровью.
- Вот... Видишь, сколько у тебя там грязи на коже! А мыл бы руки почище — и щипало бы меньше.
- Оно всегда щиплет... Это реакция на кровь, а не на грязь.
- Тебе виднее, - покладисто согласилась Мику. - Это ты у нас спец по причинению боли себе — и окружающим.
- Так я скажу.
Я тряхнул ладонью, на которой она старательно рисовала зелёнкой какой-то узор.
- У меня две боли сейчас. Одна здесь, - я кивнул на ладонь. - А другая сейчас пытается наложить мне лейкопластырь... да что же ты творишь! Да разрежь ты его вдоль, нафига мне километровое полотно на сантиметровой ранке?!

- Хочешь заняться обработкой самостоятельно? Нет? Тогда выдохни и успокойся.
Я выдохнул и продолжил:
- Да, ты права. Я не совсем вменяемый последние несколько часов, но твоё нежелание понимать несколько очевидных намёков... Это ты мне так мстишь, да? За то, что глупость и неправдость сказал?

- Несколько дней лучше руку не тревожь, а завтра сходи к Виоле — у меня нет бактерицидки, а порезы лучше всего заклеивать именно ей.
- Ты меня слушаешь вообще?
- Да-да, я слушаю тебя.
- Если ты мне веришь, тогда зачем сейчас штопаешь меня? А если нет — зачем отгородилась? От ощущения, что я перестал быть нужен тебе — и всего из-за нескольких слов — я головой об стены биться готов!

- Но ты...

- ...не перестал.
- А то что ты как мёртвая ходила — это тоже не считается?
- Прости. Но я несколько часов жила в страхе, что ты прав и мы живём в ненастоящем мире. И вот я в него не верю, и он перестаёт существовать. Как перестаёт быть сон, когда понимаешь, что спишь. А учитывая то, что ты сказал про меня...
- Перестань. Мне сказала одна очень умная девочка, что в паре всегда важнее всего сама пара. Кто бы что ни говорил. Самое главное — это то, что мы снова вместе.
- Вместе? А что насчёт моего мнения?
М-да. Незадача. Её отношение на этот счёт узнать я как-то не потрудился.
- А ты... Ты против? - уже почти предчувствуя печальный ответ, всё же уточнил я.

- Солнышко... Ну что же ты всякие глупости-то говоришь? Разве я позволила бы тебе прийти сюда, если бы была против? - она грустно улыбнулась. - Хотя не скрою, очень хотелось развернуть тебя ещё от веранды... Ты оооочень постарался меня обидеть, и у тебя почти получилось.
- Прости.
Наверное, Мику хотела что-то мне сказать.
И, наверное, это требовалось сказать, потому что это определённо было нечто непечатное.
Но, вздохнув, она ограничилась просто поцелуем куда-то в челюсть.
- Знаешь... - она наконец справилась с собой. - Что-то у меня нет настроения ни репетировать, ни что-то делать ещё. А тут ещё ты растревожил… Не знаю, сумею ли уснуть.
- Хочешь, чтобы я посидел рядом?

- У тебя не получится, тебя Лена выгонит! - рассмеялась девушка.
- Тогда... Может, пойдём ещё какое-нибудь кино посмотрим?

- А это идея. Только не очень длинное, хорошо? Не хочу нарушать график.
Я кивнул и поднялся.

Вскоре вслед за мной вышла и она, тщательно заперла дверь, проверила замок и только после этого повернулась ко мне.

- Пошли... Солнышко.
Кажется, ей слишком нравится меня так называть. Так кто я такой, чтобы спорить с девушкой?!
Солнышко — значит, Солнышко!

- Вот будет весело, если нас вожатая застукает, - заметил я.
Ага. В пустом помещении два пионера... Наверное, в нарды играют.
Я и так был у вожатой на совершенно особенном счету после нескольких моих откровенных ляпов. Плюс проворонил её партийное поручение...
Как несложно было догадаться, встречаться с вожатой я совершенно не стремился.
- Не застукает. Её зачем-то Борис Александрович позвал. Причём это "зачем-то" отчётливо так позвякивало у него в рюкзаке.
- И откуда ты всё знаешь?!

- Я же мыться ходила, помнишь? Вот их и встретила на половине пути.

Несмотря на то, что до отбоя было никак не меньше двадцати минут, по пути нам никто не попался — ни малышня из отрядов помладше, ни взрослые... Никого.
Хотя весь-то наш путь, что пришлось проделать, занял всего триста метров — спуститься с горушки да обогнуть здание.
И всё-таки, всё-таки... Строго говоря, клубы находятся на главной транспортной артерии лагеря, соединяющей ворота и площадь, — и никого.
Я достал смарт и посмотрел на нём время.
Так и есть, 22:45. Время, когда почитатели Юнга сильнее всего прислушиваются к сигналам собственного подсознания. Хотя мне и прислушиваться не надо — вон оно, попробуй из головы вытряхни.
Ах, продолжай.

- Значит, говоришь, Ольга Дмитриевна по нашу душу не придёт?
- А если и придёт — мы ей не откроем!
- Логично. А если это будет, ну, не знаю... Например, Лена.

- А Лене-то что здесь делать? Всё, хватит болтать, открывай уже!

Навесной замок сдался за несколько секунд — и дверь с негромким скрипом распахнулась.
Мику мгновенно скользнула внутрь, а я немного задержался на крыльце, создавая иллюзию запертого помещения — повесив запертый замок на одну дужку.

С улицы нас всё равно можно было заметить, если очень постараться, поэтому мы на цыпочках пересекли помещение основного клуба кибернетики, открыли внутреннюю дверь и, лишь заперев её изнутри, позволили себе расслабиться.
Дверка была хлипковатая, звуки не отсекала совершенно, и хороший пинок бы распахнул её как пить дать.
Проще говоря, держалась эта дверь только на репутации администрации лагеря да нежелании пионеров получать дополнительные сложности.
Зато она была непрозрачной! И здесь можно было спрятаться от целого лагеря!

- Какой фильм... - я обернулся к Мику, и продолжение застряло у меня в горле. - Будем... Смо...
Договорить мне не дали.
Я и так-то забыл начало предложения примерно к его середине, — настолько воздух вдруг оказался насыщен — даже не знаю как это называть — предвкушением? Страстью?
Первый поцелуй у нас уже был. Вообще, строго говоря, там их куда больше было, но...
Тогда это была ночь, была луна и было много-много воздуха, который растворил в себе концентрацию запахов.
Здесь же я оказался совершенно уязвимым.
Я рыдаю от твоей манеры выставлять себя жертвой домогательств.
...
"Ты можешь вдохнуть", - любезно подсказало подсознание.
А после того, как тебя трясти перестанет, можешь и пройти оставшиеся пять сантиметров. До её губ.
Раз вы так кино посмотреть хотели...

Несколько секунд она стояла, прикрыв глаза, будто пытаясь впитать в себя те ощущения, что дарило банальное, в общем-то, соприкосновение губ.
Но потом этого ей показалось мало — и я ощутил холодные пальцы на разгорячённой коже.

- Солнышко, почему ты так смущаешься? Ты весь дрожишь... И сердце у тебя колотится.
Она положила ладошку мне на грудь, и от этого невинного прикосновения у меня мгновенно выступила испарина на лбу.
И от сердца вниз рвануло сладкой волной предвкушения, предчувствия — чуда. Что бы здесь сейчас не произошло...
Наша привычная ласка, принадлежащая только мне и ей, та, по которой мы узнали бы друг друга даже в темноте, — почему-то меня чуть ли не до фетиша восторгало целовать её пальцы, рисовать спирали на ладони, собирать тепло дыханием с запястьев.
- Если ты не хочешь... - улыбнулась она.
Господи, да она специально, что ли?!
Я зарычал и, подхватив её, прижал к себе.

И как в том самом танце — она поняла, что от неё требуется, ещё раньше, чем я успел подумать об этом, — развела ножки и обняла ими, почти села на мои бёдра, повиснув на мне, близко-близко, сердце к сердцу.
А потом — как в дне третьем, был тонкий слой ткани, и под тканью не было никого, кроме Мику.
Она что-то лепетала, но я уже не обращал внимания ни на слова её, ни на попытки направить меня.
И то, что творилось между нами, человек непосвящённый назвал бы садизмом — мы дрались, кусались и прижимали друг друга так, что кости хрустели.
И до скрежета сжимали зубы, чтобы не заорать в голос, когда бесстыдные губы находили себе дорожку вдоль путей пульса, вниз от уха, по шее, под ключицу.
И тянули, и тянули к себе, желая здесь и сейчас только раствориться в другом, отдать себя без остатка.
Она была невесомой, пахла так, что её обоняло больше подсознание, чем я сам, была чуть солоноватой на вкус.

- Бли... же... - выдохнула она.
Мысли одна за одной покинули голову, уходя куда-то на геостационарную орбиту, между висками воцарилась щедро пересыпанное желанием восторженное Ничто.
Но, наверное, оно и к лучшему. В таких случаях самое лучшее — дать Природе делать так, как правильно, а не заниматься высокодуховными терзаниями.
На некий миг я будто обратился сторуким существом, способным чувствовать, как покоряется под требовательной лаской нежная девичья кожа. Я был везде, и вбирал её в себя, впитывал до последней капли.
Пробившийся с улицы блик отразился в её глазах — полуприкрытых, затянутых масленой плёнкой... Розовые щёки, сбитое дыхание — она моя. А я — весь её.
- Меня может не существовать, - шептала она. - Но я хочу чувствовать тебя. Иди ко мне. Чуть... Чуть выше.
Её шёпот прыгает, а ногти больно врезаются в мои плечи...
Я, сам уже не ведая, что говорю, восторженно выдохнул:
- Я что...
Воздух стремительно становился раскалённым, влажным, пахнущим ей.
- Ох... Заткнись.

- Помоги мне... - с натугой произнесла она. - Ещё чуть... чуть...
На пути встало какое-то препятствие, и как ни старался, я не мог...
К счастью, девушка быстро сообразила и привстала на локтях, чуть приподняв бёдра, быстрым, отрывистым движением прижалась сама, прижала меня.
И, забывшись, вскрикнула.
- Тихо-тихо, милая, - я закрыл её губы поцелуем.

И совершенно упустил из виду момент, когда мы стали едины.
Если бы не...
Её щёки влажные от слёз, и я от неожиданности остановился.
- Мику, солнышко, что?! Тебе больно?
Она поморщилась:
- Всё... Всё в порядке, не останавливайся.
И подтянула к себе, продолжая движение.
Выдохи всё резче, всё чаще, движение навстречу уже обоюдное, в едином ритме, в танце, что возрастом старше человечества и ровесник самой жизни.
Ноги уже начали уставать от неудобной позы, плюс приходилось придерживать девушку руками, чтобы не брякнулась, — но всё это такие мелочи...
Она забыла обо всём — как и я, — наверное, нас слышно сейчас во всём лагере, — и закричала изо всех сил, вся сотрясаясь, закусив нижнюю губу.
Мику что-то лепетала, но я и этого уже не слышал — в этот момент не существовало "меня"...
Я полностью впустил Мику в себя. Полностью растворился в ней.

Кажется, я потерял сознание.
Потому что пришёл в себя, стоя у стола, опираясь на него ладонями, весь взмокший, тяжело дышащий, — а Мику, уже набросившая на плечи мою рубашку взамен той, что потеряла пуговицы в бесславной борьбе со мной, смотрела на меня с тёплым восторгом в глазах.

- Я читала в книгах, что любовь — это что-то крышесносящее. Но до такой степени... Наверное, это потому, что ты был моим первым мальчиком, Солнышко.
Романтика, влюблённость.
- Оргазм начинается в голове, да?
- Ты умница. Пойдёшь, поцелую?
- Боюсь, если я сейчас отклеюсь от стола, то упаду, - тихо улыбнулся я, борясь с ощутимой слабостью в коленях. - Я всю энергию, что была, потратил. Теперь ручки трясутся, ножки трясутся.

- Значит, кина не будет?
- Какое кино, после такого-то...
- Я шучу, - Мику подмигнула. - Но где-то я видела...

Она отвернулась к шкафу и, немного повоевав, достала оттуда матрацную скатку с тонким одеялом и подушкой.
- Заночуем здесь!
- Уверена?
Мику, как человечек, привычный тратить много, но и получать много, работала в несравненно более быстром темпе, чем я.
Скорее всего, она уже худо-бедно восстановилась.
- Вообще я бы хотела, чтобы мы посидели и поболтали. Ну, или гулять пошли. А лучше всего — начали бы новый раунд!

Она подмигнула, глядя на моё ошарашенное лицо.
- Но это я так... Подкалываю. Знаю, что если не дам зажить тому, что мы с тобой там... - она погладила ладонью низ живота. - То оно потом болеть будет.
- Так, может...

- Нет, - рассмеялась она, угадав мои мысли. - Мы же не Советский Союз, нас таким вещам учили. Так что мы ложимся спать. Вместе.

- Я сон вчера видела, я рассказывала? О том, как мы просыпаемся в одной кровати.
- Сон в руку.
И кое-что ещё.

- Мы будем спать вместе, и ты будешь меня обнимать! Мррр...

Расстегнув рубашку, она опять осталась в чём мать родила и, усевшись на расстеленное поверх матраца одеяло, протянула ко мне ладошки:
- Иди сюда.
Сделав несколько шажков на подгибающихся, я сел, почти упал на матрац рядом с ней.
- Очень хорошо! - Мику свернулась калачиком, источая покой и удовлетворение. - Ложись же.
Я лечь не успел, как меня мгновенно скрутили, обернули вокруг, отняли правую руку и, укрывшись как одеялом, счастливо вздохнули.
Чем она пахла – я вдохнул запах её волос, её кожи.
Чёртовы эфирные масла оказались не готовы к таким нагрузкам и выветрились полностью.
Она пахла Мику.

А я не удержался и поцеловал её в шею сзади, у самой линии роста волос.
Мику вздрогнула и покрылась мурашками, инстинктивно чуть прогнувшись назад и подразнив меня, прижавшись бёдрами.
- Так... - сонно сказала она. - Ночью не приставать, а если приставать — то не будить.
Логики в её словах я не обнаружил, но благоразумно решил не спорить.
- Спокойной ночи.
- Наиспокойнейшей, - отозвалась она.
А затем на меня снизошла тишина.

Я проснулся от того, что Мику заворочалась подо мной и что-то недовольно забормотала.
- Просыпайся, Солнышко. Нас ждут великие дела!
- Какие же?
- Судя по часам, первым нашим подвигом будет начать радиовещание, - улыбнулась она.
Я бросил взгляд на время — начало десятого.
- Договорились. Ты начинай вещание, а я схожу раздобуду нам чего-нибудь поесть.
- Загляни ко мне в дом! Если Лена будет, скажи — я послала. У меня в одном из отделений есть лапша быстрого приготовления.
Ох-эм-джи. И куда мне деться от бомж-пакетов?
- Давай-давай, поднимайся, а то заглянет кто-нибудь, а тут — мы!
Мику быстро-быстро свернула матрац и затолкала его на полочку в шкафу.
- И прихвати мне какую-нибудь футболочку, пожалуйста. А то кто-то ночью на меня напал и попортил одежду!
Она улыбнулась.
- Свою рубашку, так и быть, можешь забрать, я пока свою накину. Но поспеши, а то как бы чего не вышло.
Накинув рубашку и насилу найдя галстук, непонятно что делающий на телевизоре, я по возможности привёл себя в порядок, коснулся губами виска Мику — и выметнулся на улицу.

Электроника ещё не было, поэтому моя "маскировка" работала на все сто.

Была уже половина десятого, и похоже, что на завтрак я и правда безнадёжно опоздал.
Пришлось прислушиваться к совету девушки и топать столоваться к ней в домик.
Итак, рывок номер один — мимо домиков.
Я не ночевал дома, и скорее всего, Ольга Дмитриевна захочет задать мне несколько вопросов — на которые я ответить не сумею. И на кой мне все эти подозрения и неловкие ситуации.
Я вспомнил себя позавчерашнего, точно так же крадущегося.
События движутся по спирали, да?
Хорошо, в этот раз маршрут был не в пример короче.
Тут динамики над нами прокашлялись, и по всему лагерю из рупоров спелым стаккато раскатились серебряные нотки её голоса.
"И — с добрым утром, лагерь! Сегодня последний день смены, и не знаю, как вы, а я собираюсь радоваться жизни на полную катушку! Температура на термометре двадцать восемь градусов, синоптики грозятся, что доползёт до тридцати пяти к полудню, значит, вода будет райской температуры и никакого дождя! Идеальные условия для того, чтобы сделать то, что вы откладывали на потом, — именно сегодня. Всё, что вы хотели, но не сделали. Дерзайте! И для того, чтобы боевой настрой не оставил вас, я ставлю для вас эту прекрасную мелодию."